Как избегать детских вопросов

Философские беседы с детьми, как и любая другая человеческая деятельность, содержит подводные камни. Задумаемся, почему взрослые предпочитают работать с детьми, а не с ровесниками. Конечно, тому найдется множество самых достойных оправданий и обоснований. Однако, как принято в философском анализе, необходимо указать на естественные патологии, которые служат причиной и следствием данного выбора. Поскольку вопрошание – сердцевина философствования, проанализируем, как взрослые реагируют на детские вопросы.

Взрослые и дети

Не претендуя на проведение исследования вопроса, предлагаем лишь несколько кратких замечаний, которые оказывают влияние на философствование. Интуитивно или сознательно, но затрудняясь общаться с ровесниками, мы идем к детям. Во-первых, потому что они не бросают вызов нашей взрослой идентичности, мы чувствуем себя большими и сильными в их присутствии. Во-вторых, авторитет и власть над детьми обычно мгновенно приписываются взрослому. В-третьих, считается, что у взрослого больше знаний, чем у ребенка. В-четвертых, взрослый, общаясь с детьми, может заново прожить детство, и поэтому он счастлив в их компании. Это, конечно, четко не осознается. Фридрих Шиллер считал, что в отношениях между взрослыми и детьми всегда присутствует двусмысленность. Когда взрослый видит, как спотыкается малыш, он обычно ощущает себя более компетентным, сильным и могущественным, и в то же время чувствует легкий прилив зависти к этому человечку, перед которым открыты все возможности и лежит целая жизнь. Зачастую это провоцирует сожаления о безвозвратном прошлом. Хотя ни один добропорядочный гражданин никогда не признается в зависти к беззащитному и наивному ребенку.

Дети – прирожденные философы в том смысле, что вопросы легко и непринужденно проникают в их разум. В возрасте, когда они постигают себя и мир, основные двигатели мыслящего разума – любопытство и изумление – работают на полную мощность. Но, как и все остальное в человеческой природе, это качество может быть приглушено или разогрето, его можно свести на нет или развить. На самом деле уже в 7–8 лет ребенок знакомится с принципом реальности, оно душит стремление к метафизическим вопросам, которые до этого времени составляли большую часть его интеллектуальной жизни. Ребенок входит в «научную» фазу развития сознания, которая также включает в себя область установленных вопросов и ответов. Правда, подобного рода мыслительная активность сводит вопросы к области физического и возможного, более общепринятого. Здесь происходит некоторая обработка детского разума, вполне предсказуемая и допустимая, поскольку она способствует социализации ребенка, помогает приспособиться к установленному знанию и поведению. Однако этот процесс накладывает рамки, ограничивает умственное поле ребенка. Но, конечно, особенности трансформации во многом будут зависеть от культурной и семейной среды, в которой развивается маленький человек. С нашей точки зрения, философия заключается в том, чтобы поддержать, установить или же восстановить это безграничное вопрошание ребенка, а взрослого заставить помыслить немыслимое.

Слишком заняты

Нам, кажется, удалось установить три главные причины угасания детского вопрошания и любознательности. Представим их в порядке возрастания и усложнения. Первая, самая распространенная причина – непосредственное игнорирование любопытства ребенка и задаваемых им вопросов. Оно может проявляться косвенно, когда взрослый просто не слушает ребенка, и в более грубой форме – родитель просит ребенка замолчать или уйти. Заметим, что «косвенный», мягкий на вид вариант со временем приводит к тем же последствиям, что и грубый аналог. Большинству родителей и в голову не приходит лишать детей права голоса – их даже возмущает такая возможность, тем не менее они с чистой совестью занимаются своими делами, будь то работа, походы в магазин или просмотр телевизора, вместо того чтобы выслушать ребенка и поговорить с ним. Таким образом, родители устанавливают в головах отпрысков жесткую иерархию ценностей, которая будет определять настоящее и будущее ребенка, что для него первично и что вторично. Удовлетворение мгновенных потребностей определенно важнее размышлений и красоты созерцания. Если это так, родителям не стоит задним числом возмущаться, что их чадо предварительно не обдумывает действия, а лишь следует инстинктам.

Готовые ответы

Другой способ загубить детское вопрошание – отвечать на вопросы, не обращая внимания на сложность, уместность и качество ответов. Хотя затраченное время и то, как на вопросы отвечают, конечно, будет представлять разницу. Наши главные претензии по этому поводу к родителям и учителям: их ответы, во-первых, искажают отношение к процессу вопрошания, а во-вторых – поощряют ребенка полагаться на внешний авторитет, подавляя автономность и самостоятельность. Мы называем искажением тот факт, что вопрос оценивается не сам по себе, не как бесценный подарок нашего разума, а превращается в чистое желание, воспринимается как нехватка чего-то, как некомфортная ситуация. Добропорядочные родители готовы немедленно исправить ее «правильным», наспех скроенным ответом, креативность которого оказывается на порядок ниже вопроса. Идея в том, что вопрос имеет ценность сам по себе, это открытие миру и бытию, он обязательно производит на свет концепт или идею, хотя и не раскрытую, и может быть не менее значимым, чем его зеркальное отражение – ответ. Вопрос подобен негативу в фотографии – промежуточное звено перед получением позитива, черно-белый вариант цветной картинки. Вопрос обладает внутренней эстетической ценностью, его форма провоцирует разум подобно живописи или скульптуре, которые зритель созерцает без спешки, без всякой задней мысли об их пользе, реалистичности, не переживая о решении проблемы, которая предложена его чувствам и рассудку. Такой подход не отвергает импровизированные ответы, но с них должен быть смещен акцент, они не должны быть идолами и претендовать на статус последнего слова в акте размышления. Хорошие и глубокие вопросы не могут и не должны иметь ответов. Они могут лишь обозначить проблему, в первую очередь, помочь проанализировать ее и определить точно суть, чтобы потом порождать идеи, которые помогут пролить свет на возможные пути решения. Вопрошание – мыслительный эксперимент, позволяющий исследовать границы нашего знания и понимания. Поэтому очень важно, чтобы родители и учителя признавались детям в том, что на вопрос нельзя ответить, либо потому что они не знают, что сказать, либо потому что определенного ответа не существует. Но, конечно, подобного рода признание может спровоцировать в голове ребенка страх или тревогу, так же как и у взрослого, которому нужны опоры для духовной жизни, так же как ему необходима пища для тела. Но, добавим, что, к счастью, ребенок не бросается к тарелке по первому зову желудка, а учится сдерживать удовлетворение естественных потребностей. Таким образом, он освобождается от власти инстинктов. Желание продуктивно по мере той роли, которую мы позволяем играть ему в нашей жизни, избавляясь немедленно от дисбаланса, который он производит в нас. В конце концов, к этому можно привыкнуть, поскольку изменчивость, дискомфорт и неустойчивость – фундаментальные характеристики жизни.

Автономия

Осваивая любую сферу деятельности, ребенку нужно научиться справляться самому. Такое преподавание подразумевает сдерживание «материнских» инстинктов и непреодолимого желания кормить детей с ложечки для того, чтобы побудить ребенка контролировать себя и развивать собственные способности. Китайская пословица гласит: «Научите человека рыболовству вместо того, чтобы давать ему рыбу», – это значит, что получение готовой рыбы лишает нас возможности освоить искусство рыбалки. Конечно, гораздо практичнее предложить рыбу, тогда как обучение рыбалке требует времени и сноровки. Учитель должен осознанно углублять понимание своего искусства и одновременно быть более восприимчивым к поведению ребенка. Как говорит Платон, это выбор длинной дороги вместо короткой, когда учитель предлагает готовые ответы. Ученик должен мыслить сам, иначе он будет обречен на вечный поиск ответов у внешних авторитетов, боготворя их, вместо того чтобы искать ответы в себе. Обучение самостоятельности должно начинаться в раннем возрасте, и не быть запоздалым требованием быстрого самоопределения маленького человека в основных аспектах жизни. Этого жаждут многие родители, обнаружив, как они считают, негативное и настойчивое влияние внешнего мира на ребенка. Процесс необходимо строить на воспитании уверенности малыша в том, чтобы самостоятельно думать, порождать идеи, анализировать и выносить суждения в соответствии со своими способностями, – это может быть сформировано благодаря раннему старту и постоянной практике.

Существуют два частых аргумента против такой педагогики. Первое возражение – для самоопределения ребенку нужны некие ценности, ориентиры, без которых он не сможет стать зрелым и ответственным человеком. Исходя из этого, родители и учителя в образовательных целях должны создавать множество руководств, наставлений по фундаментальным вопросам: что такое правильно и неправильно, добро и зло, правда и ложь, красота и уродство, запрет и обязанность и т. д. Можно сказать, что взрослые ощущают себя хранителями врожденных и приобретенных принципов, составляющих систему ценностей, основания которой часто запутаны и противоречивы. Но они искренне верят, что это крайне необходимо для детей, за которых они в ответе. Верят по самым разным основаниям – практическим, властным, идеологическим, разницу между которыми уже не замечают. Если мы настаиваем на необоснованности таких схем воспитания, то только потому, что рассудок не играет здесь практически никакой роли. Хотя очевидно, что ребенок нуждается в формировании общей картины мира, чтобы его действия не сводились к сиюминутным реакциям на внешние раздражители. Не будем забывать, что это делается для того, чтобы придать смысл окружающей реальности и жизни ребенка. И если мы не предоставим ему пространство для создания такого смысла, он станет, как большинство людей, продуктом обусловливания, жестко определенных и бессмысленных схем и, в конце концов, когда он взбунтуется, его «новые» ценности будут такими же догматичными, как и старые штампы. В этом смысле ребенка нужно посвятить в практику познавания и использования общих принципов, по экзистенциальным, моральным и интеллектуальным причинам, с определенной степенью принуждения, без которой эти принципы теряют силу. Но дети также должны научиться анализировать, сопоставлять, критиковать, задавать вопросы и создавать базовые принципы. Такой образовательный подход, основанный на рассудке и автономии, представляет больше задач для взрослых, это глубокая работа, которую многие родители и учителя не готовы делать, по разным причинам: из-за нехватки энергии, некомпетентности, страха и т. д.

Часто используется аргумент о том, что сомнение приносит тревогу. Но если защищать ребенка от физического напряжения, он не сможет развить физическую силу, то же самое касается его психической силы. Если кто-то понимает заботу о ребенке, как его защиту от самого себя и внешнего мира, то пусть не удивляется, что у его отпрыска сложится параноидальное видение мира. Мир, который никогда не будет походить на то, что должен. Мир, в который не сможет вмешаться взрослый, поскольку он не научился своей собственной силе. Как можно быть великодушным и свободным, не испытав муки сомнения, не поработав над своей способностью справляться с ними, не решившись на них и даже не полюбив эти метания, делающие нас живыми? Главный симптом общества потребления заключается в том, что взрослые заняты удовлетворением своих мелких потребностей, и им нет дела до глобальных задач, требующих развития доверия и уверенности, несмотря на видимые препятствия и трудности. У детей больше развито чувство безвозмездности: они знают, как играть, как действовать, умеют притворяться «как могло бы быть», они меньше взрослых собратьев боятся свободно исследовать идеи, не ожидая чего-то взамен. Взрослые могут больше потерять, они боятся смерти и «нелепости» больше чем любят подлинность, деятельность ума и духовные усилия. Поэтому они считают себя обязанными отвечать на вопросы детей, отказываются признать незнание в фундаментальных вопросах, навязывают свой бездумный авторитет. И это преподносится, как забота о благе детей.

Снисходительность

Третья причина затухания детского любопытства и вопрошания – благодушное или снисходительное к ним отношение со стороны взрослых. Оно проявляется в ответах типа: «Ой! Посмотрите на это! Это прелестно!». Когда мы говорим «благодушный», то имеем в виду как детей, так и взрослых, авторов и свидетелей реплики. Снисходительность по отношению к ребенку означает, что мы не даем ему действительно услышать себя, продолжить речь, осознать ее значение, понять смысл и последствия слов. Детей в основном поощряют радовать воспитателей, быть «милыми», бросаться словами в надежде добиться успеха, принимающего форму одобрительных восклицаний, исходящих от авторитета. Это и снисходительность по отношению к взрослому, поскольку он не думает над тем, что услышал. Возможно, ребенок пытался высказать нечто глубокое и впечатляющее, но как обычно, взрослые карикатурно свели это к милым причудам. И хотя вначале ребенок может быть захвачен врасплох смехом, улыбками и восклицаниями взрослого, в следующую секунду ему может это понравиться, и он будет добиваться от взрослых подобной реакции вместо того, чтобы вновь высказать содержательную реплику. Работа взрослого здесь заключается в том, чтобы развивать это намерение ребенка, возможно, какие-нибудь провокационные инсайты, типа: «А король то голый!» или один из тех позабытых вопросов, которые нас сильно смущают, например: «Зачем мы здесь?». Ответственность взрослого – побуждать ребенка идти дальше в вопросах, – подразумевает открытость, восприимчивость, внимание, терпение и минимальную дозу неумолимости. Недостаток этих характеристик позволяет учителям слишком свободно пренебрегать детской речью, в то время как внимательное выслушивание могло бы помочь им прояснить проблемы или понять интерпретацию некоторых фрагментов знания. Не будем забывать, что выражение: «Это так мило», является обратным эквивалентом фразы: «Все это чушь», – реальное значение упускается из виду в обоих случаях.

Снисходительность – сложное чувство. Зачем злиться на того, кто хорошо к вам относится? Поскольку если вы обвините его в отсутствии уважения в том, как он к вам обращается, он возразит, заявляя о своей доброте и благих намерениях. И что вы сможете ответить на это, кроме чего-то вроде: «Ты обращаешься со мной как с ребенком!» А как обстоят дела с ребенком? Подростки со злостью восстают против такого отношения, они не могут подобрать слов, поскольку ярость и гнев одолевают их. Но ребенок все еще находится в очень зависимых отношениях. Он в основном хочет получать знаки любви и восхищения, он еще не сильно озабочен независимостью, по крайней мере, в вопросах мышления. Поэтому он слишком легко жертвует желанием выражать глубокие, тонкие и страстные мысли, – намерение, которым он еще не очень способен управлять, предпочитая потешить авторитет взрослого. Он чувствует, что его больше ценят, когда он получает такие снисходительные реакции, чем занимается вопрошанием или обсуждением со взрослым. Только если он не научился осознавать свою способность думать и не научился ценить и доверять ей. Если мы внимательно понаблюдаем за постоянной ухмылкой на лице некоторых взрослых, в качестве знака приветствия детской речи, мы поймем, что любой взрослый был бы оскорблен в этой ситуации. Постоянная улыбка для новорожденного – сильное и важное средство выражения чувств, но когда ребенок взрослеет и должен восприниматься серьезно, частые улыбки могут стать большим препятствием.

Любовь к детям

Определенно, взрослые могут научиться дискутировать с детьми, которые в силу своего простодушия и свободы от условностей более естественны, меньше боятся фундаментальных истин и их следствий, не ограничены социальными рамками, лишены расчетливости и цинизма и способны порождать настоящие перлы мудрости, которые взрослым так нравится слышать. Они говорят: «Устами младенца глаголит истина». Это вдохновляет некоторых теоретиков признать ребенка настоящим мудрецом, которому, как известно, положены пьедестал, восхваления и поклонники. В этом случае они оставляют свою собственную способность противостоять себе и радикальности юности. Они слишком быстро забывают, что ребенку нет никакого дела до собственного детства – он отправился в странствие, чтобы постичь себя и окружающих людей. Человеческий разум коварен: достаточно познакомиться с ним поближе, чтобы попасть под полное влияние его внутренних законов. Наш хитрый мозг так долго интерпретировал мир, наделял его смыслом, толковал его язык, желая достичь комфорта и свободы, – что забыл о собственной немощи и смертности. Не слушая детей, затыкая им рот ответами, смеясь над их детскими словами, созерцая и восхищаясь их «блестящим» «Я», предаваясь уютной ностальгии – наш разум опутан прагматизмом, догматизмом, цинизмом и романтизмом. В любом случае, это отношение – способ защитить наше старое, поношенное существо от озарений примитивных гениев, которые ненароком проявляются в наших несознательных отпрысках. Дополнять наши беспокойные и боязливые души периодическими восклицаниями маленьких существ слишком просто. Разве мы не напоминаем дряхлых китайских императоров, которые купались вместе с десятками юных девушек, чтобы получить немного молодости и долголетия. 

Иногда мы любим детей, как добропорядочная леди – бедняков. Она хотела бы навещать их трущобы каждое воскресенье, после полудня, между обедом и чаем, чтобы раздать изношенную одежду и повесить кружевные занавески на разбитые окна. Она будет чувствовать себя прекрасно, просто парить всю неделю, наполняемая теплым чувством исполненного долга, занимаясь в миру никому не нужной, бессмысленной работой. Дети могут прекрасно будить наш разум, если мы будем будить их. Взрослый, который видит себя «модератором» дискуссии с детьми и не провоцирует их мышление, скорее всего не будет это делать и по отношению к себе. Если взрослый не философствует, он не сможет вовлечь детей в эту деятельность, хотя бы потому что дети игнорируют философию и ее требования. Если он не вовлечётся глубоко сам, то дети, скорее всего, также не будут вовлечены. Кроме того, если учитель будет пассивным наблюдателем, то дети тоже станут зрителями и будут выполнять задания лишь для галочки.

Как правило, взрослые удовлетворены ребенком, как к любым другим существом или объектом, получая от него то, что запланировали. Это утверждение звучит почти оскорбительно для добропорядочных родителей, для их самых благих намерений. Но не имеет значения, насколько намерения хороши, поскольку это всего лишь намерения. И эти намерения неоднозначны. В классическом варианте в детях видят инвестицию родителей и радуются, когда получают от такого вложения ожидаемую отдачу – эхо собственных слов и мыслительных установок. В таком варианте родители покровительственно покачивают головой, как бы говоря: «Так держать, маленький мальчик. Умничка, маленькая девочка. Общайтесь с нами, выражайте себя, мы рады с вами поговорить, хотя мы знаем мир лучше вас и расскажем вам о нем потом, при первом удобном случае». Или же бывает так – строжайшее, прямолинейное различение «правильно» и «неправильно» без всякой терпимости к малейшему отклонению, полное закрытие свободного пространства для вопрошания. Результат во всех случаях один и тот же: взрослый не хочет размышлять, проблематизировать собственные мысли. Как же он сможет запустить мышление в детской голове? Ведь чтобы начать философствовать, взрослый должен понять свои причины для размышления, более того если он хочет философствовать с детьми, чтобы дети не становились его алиби, помогающим ему чувствовать себя лучше. Достаточно странно, но постижение истинной природы философствования с детьми приходит через признание эгоистичного желания со стороны учителя, которое может удовлетворить себя только через столкновение его умозаключений с мыслями ребенка, которые отличаются от продуктов взрослого разума сочетанием стихийной гениальности и крайней банальности. В то же время мы порой встречаемся с перлами, если способны их услышать и чувствуем себя такими успешными в своих знаниях и компетенциях. Почему бы нет, ведь есть гораздо худшие пути философствования!